Проблема
справедливости возникла с возникновением рефлексии человека о своем социальном
и личностном бытии. Споры о справедливости не утихают и поныне. Справедливы ли
боги, Бог, общество по отношению к человеку? Что такое справедливость,
существует ли она объективно или лишь в субъективном сознании человека, и
возможно ли ее осуществление в реальном бытии?
Философское
осмысление справедливости намечается уже в ранний период древнегреческой
философии в учении Гераклита о Логосе, как всеобъемлющем Космическом Законе,
предопределяющем развитие всего сущего. Логос Божествен, поэтому законы Логоса
истинны и справедливы, хотя постичь это способен лишь мудрец, достигший
глубинного проникновения в Логос. Аналогично мыслят об этом позже древнегреческие
и древнеримские стоики, уже конкретно говоря не просто о Законе Логоса, но о
Космическом Разуме как воплощении Космической Справедливости. И то, что
обычному человеку кажется злом и
несправедливостью в его жизни, в
действительности есть проявление Высшей Космической Справедливости мирового
Разума. Осознание этого, по мнению стоиков, ведет к спокойному, невозмутимому
состоянию души – апатии.
Наряду с
концепцией Космической Справедливости в Древней Греции существовала концепция
социальной справедливости, разработанная скрупулезно Платоном в его работе
«Государство». Управлять государством, –
утверждает Платон, – должны философы, ибо это самые мудрые люди общества, и
кому, как не им, поручать людям решение государственных проблем. Только
философы способны мудро управлять и создать справедливое государство. Каков же
главный критерий социальной справедливости по Платону? Каждому свое.
Платон
разделяет общество на три сословия: правители-философы, воины – хранители
государства и земледельцы – служители государства. Низшую ступень социальной иерархии занимали
бесправные рабы – «подсобный инструмент» для всех сословий. Далее он
постулирует необходимость жесткого закрепления за каждым сословием его прав и обязанностей
и неукоснительное их выполнение. При этом Платон высказывает глубокую мысль о
предопределении Богом человеческой судьбы. Бог дает каждому человеку дар, который необходимо развивать, чтобы
выполнить ту миссию на Земле, которая дана каждому. Именно в этом состоит
мудрый промысел мироздания, высшая Божественная Справедливость. И если даже
человек родился в сословии воинов, но со способностями философа-мудреца, – говорит
Платон, – его надо перевести в сословие философов и наоборот, дитя философа со
способностями земледельца должно жить в сословии земледельцев. То есть, богам виднее
кто, где и чем должен заниматься и идеальное государство в том и состоит, что способствует развитию в человеке того дара,
который дал ему Бог.
Не напоминает
ли это индуистское разделение общества на четыре варны: брамины-жрецы,
кшатрии-воины, ваисии-земледельцы, судры-слуги? У каждой варны имеются свои
жестко регламентированные правила праведного поведения – дхарма, которые
необходимо исполнять, иначе их ждут низкие перерождения души после смерти (в
низшую варну или даже в животное, растение, камень). Не выполнить дхарму,
нарушить карму (закон возмездия) никому и в голову не приходит! Принцип
«Каждому свое!» здесь закреплен не столько социально, сколько религиозно и
пронизывает глубинные слои сознания, подсознания и психики человека.
Но сходство
концепций справедливости Платона и индуизма лишь внешнее. По существу, модель
идеального(?) государства Платона осталась на бумаге и философы не пришли к
управлению государством доныне. (А нужна ли власть философам? Но это уже отдельный
разговор.) Что же касается индуизма, то справедливость закона кармы, согласно
которому нет ничего случайного и каждый
пожинает плоды своих деяний (совершенных в этой или прошлой жизнях), ни у
кого из индуистов не вызывает сомнения.
Кроме того, с
одной стороны, в государстве Платона правители – философы-мудрецы, а с другой –
мудро ли и справедливо угнетение рабов? И не ведет ли к культу личности
претензия правителей-философов на обладание Истиной в последней инстанции?
Дальнейшие
разработки проблемы справедливости велись, как и прежде, в двух направлениях:
вертикальном – религиозном и горизонтальном – социальном.
Социальный
аспект проблемы справедливости получил свое развитие в шедевре социального
анализа методики управления государством, непревзойденном в некоторых вопросах
и доныне – работе итальянского политического мыслителя конца XV–начала XVI века Н.Макиавелли «Государь».
Государь справедлив, но это особая, «государева справедливость». Специфика
этого рода справедливости (существующей всегда и особенно ярко проявляющейся
сегодня) заключается в таком поведении государя по отношению к своим подданным,
которое ведет, с одной стороны, к укреплению могущества и престижа государства,
с другой, – к страху подданных перед
государем. Ибо подданные, подчиняющиеся из страха надежнее тех, что подчиняются
из любви, так как «государей любят по собственному усмотрению, а боятся – по
усмотрению государя». Цель оправдывает средства – ведущий принцип такого
правления. И ради своего и государственного блага государь может быть и лисой,
и львом, и коварен, и лжив, и жесток, но главное – смел и могуществен!
Не идеи ли
Макиавелли вдохновляли Гитлера, Сталина, Муссолини и других диктаторов?.. Не
такой ли род «справедливости» насаждается (часто весьма жестко) в тоталитарных
государствах? Не этого ли рода справедливость порождает войну всех против всех, создавая атмосферу взаимной вражды, что
позволило Т.Гоббсу использовать изречение древнеримского поэта Плавта «Homo homini lupus est» (лат. – «человек
человеку волк») в качестве лозунга современного ему общества XVII века, где человеческая
справедливость, по существу, трансформировалась в «волчью справедливость». И
если мы с вами сегодня вглядимся в современный мир, то не оскал ли этой
«волчьей справедливости» виден в деятельности многих людей?
Совершенно в
ином направлении идея справедливости решается в религиозных учениях. Так, в
Танахе (Св. Книге иудаизма), с одной стороны, на уровне межличностных отношений
постулируется принцип талиона – равного, т.е. справедливого воздаяния: «око за
око, зуб за зуб» (Лев. 24:20), с другой стороны, на уровне отношений человека с
Богом проводится глубокая мысль о справедливости
всего, что посылает Бог. Наиболее развернуто эта мысль проводится в книгах пророка
Ионы и Иова.
В книге пророка Ионы повествуется о городе
Ниневии, жители которого погрязли в грехах. И Бог послал в этот город пророка
Иону сказать, что через 40 дней город будет разрушен, а жители уничтожены за
грехи их. Жители Ниневии не протестовали против приговора, не занимались
бессмысленным самооправданием и не пытались свалить вину на других, а
восприняли весть Ионы как справедливый приговор. Оставшиеся 40 дней они
использовали как шанс изменить свою судьбу. В стране объявили пост. Люди
молились, каялись, признавая гнев Бога справедливым, и что самое главное,
перестали грешить. Видя это, Бог смиловался над ними и не покарал их, проявив
Свою Высшую Справедливость. Интересно в этой связи отметить, что одно из имен
Бога в иудаизме – Элоким означает Божественную справедливость.
В другой
библейской книге – книге Иова рассказывается о праведнике, которого Бог подверг
очень тяжелым испытаниям (бедность и разорение, смерть всех близких, тяжелая
болезнь) для проверки его веры. Иова сначала терпел и говорил: «На все воля
Божья! Бог дал – Бог взял», затем, под гнетом тяжких испытаний стал роптать, но,
в конце концов, после беседы с Богом, во время которой убедился во всеведении и
высшей, непостижимой для людей,
справедливости Бога, Иова покорился воле Бога и признал ее справедливой. И
тогда он вновь обрел и здоровье, и семью, и богатство. Следует отметить, что
аналогичный сюжет имеет место в шумерской повести о невинном страдальце, которая
старше книги Иова более чем на 1000 лет.
Таким
образом, проблема справедливости/несправедливости – типично социальная
проблема. Можно ли решить ее философскими методами? И да, и нет. Да, ибо можно
построить идеальную модель социальной справедливости, например, «общественный
договор», но будет ли она «работать» в реальном обществе? Скорее всего, нет,
так как в каждом обществе, в каждой стране, в каждый исторический период
имеется свое представление о справедливости, обусловленное постоянным
изменением локальных типов ментальности и глобальной ноосферы, не говоря о
национальных традициях, культуре, менталитете.
Представления
о справедливости также зависят от:
а) характера
личностного начала в человеке: у стадного индивида оно одно («как все»), у
личности – другое («как Я»);
б) типа
личности: у материального типа личности с доминантой на материальные ценности
одно представление о справедливости, у социального типа личности с доминантой
на социальные ценности – другое, у духовного типа личности с доминантой на духовые
ценности – третье;
в) степени
социального кодирования (особенно сильного при тоталитарном режиме):
государство кодирует народ (граждан) на определенное
понятие о справедливости и чем успешнее кодирование, тем легче достичь
«общества всеобщего благоденствия», в котором все рады, всем хорошо, ибо все,
что делает государство (партия, политический лидер), справедливо. Здесь имеет
место квазирелигиозность, на место Бога ставят партию или человека
(харизматический лидер), которым приписывают функцию всезнающего и всеблагого
Бога;
г) ведущей
мифологемы: например, если общество ориентируют на светлое будущее, ради
которого необходимо потерпеть, то все справедливо ради этого будущего
(Парижская Коммуна, строительство коммунизма в СССР и т.д.).
Поэтому
нельзя не согласиться с одним из крупнейших исследователей проблемы
справедливости ХХ в. Дж.Роулзом, что справедливость – это предмет политики, а
не философии, точнее, политической философии, а не метафизической. Более того,
Роулз в своей работе «Теория
справедливости» осмысливал проблему справедливости применительно к конкретному
обществу и конкретному времени – либерально-демократической Америке второй
половины ХХ в. Не входя в нюансы теории справедливости Дж.Роулза, основанной на
сочетании индивидуальной свободы и справедливом распределении благ,
рассмотрении справедливости как честности, следует лишь отметить, что она
«работает» лишь для стран,
которые имеют сходную с американской не только экономику, но и ментальность.
Однако даже
сам Роулз говорил о невозможности учесть представления о честности и
справедливости всех и вверял акт создания и воплощения идеи социальной
справедливости тем, кто способен к творческой интуиции для осуществления
выбора, перебора и поиска оптимального варианта договора-контракта «всеобщего
консенсуса». Но не подменяет ли он тем самым демократический принцип
справедливости догматическим, когда одно лицо берет на себя право судить о
представлениях других? На это обращает внимание Ю.Хабермас, да и сам Роулз,
критикуя утилитаризм, признавал ошибочность замены «избранными» всего народа.
Итак, возможна
ли социальная справедливость в реальности
или это еще одна игра, как игра в свободу, равенство, братство? На мой взгляд, социальная справедливость невозможна.
Ибо:
Во-первых, с-правед-ливость,
т.е. честность, правдивость, но может ли существовать правдивость в насквозь
лживом обществе?
Во-вторых, возможна
ли справедливость в обществе, где существует частная собственность, т.е.
неравенство? Итальянские мыслители XVI в. Т.Мор и Т.Кампанелла в своих работах «Утопия» и «Город
солнца» рисуют картину идеальных справедливых обществ, в которых отсутствует частная
собственность. Но в то, что возможна реализация в жизнь подобных утопий, не
верили даже сами их творцы. Хотя такое общество существовало – это СССР.
Социалистическая мифологема общества всеобщей справедливости настолько глубоко
была внедрена в сознание советского народа, что он жил в полной уверенности,
что живет в справедливом обществе, хотя реальность была совсем иной…
В-третьих, возможна
ли справедливость в обществе, где ведущим стержнем отношений является борьба за
власть? Пока ведущим принципом построения общества будет «воля к власти»,
предполагающая насилие, конкурентную борьбу, ни о какой всеобщей социальной
справедливости не может быть и речи. Возможна лишь узаконенная справедливость в
определенных рамках (конституции, например) и беззаконие, произвол, анархия,
либо сочетание того и другого в определенных пропорциях.
В-четвертых,
возможна ли справедливость в обществе, лозунг которого «Ни стыда, ни совести»?
В-пятых, возможна
ли справедливость в обществе, где царит культ Золотого Тельца и прав тот, у
кого больше денег?
В-шестых, если
согласиться с тем, что многие современные общества западной цивилизации, в том
числе наше, напоминают сумасшедший дом, то может ли быть какая-либо
справедливость в таком доме, разве что «с-ума-сшедшая справедливость», т.е.
без-ум-ная. Но без-ум-ная справедливость – это уже не справедливость, в хаос и
произвол.
Представляется,
что стремление к справедливости – это своего рода социальный инфантилизм.
«Взрослое» общество и люди не играют в игру «справедливость/несправедливость», не
перекладывает свои проблемы на плечи общества и других людей, не эмоционируют:
«Это несправедливо!», а пытаются жить в соответствии с выработанными на
протяжении тысячелетий религиозными и нравственными нормами, основанными на
непричинении физического, морального и духовного вреда другому.
Кроме того,
понимание справедливости и борьба за нее предполагает представление о сути
данного понятия. Если исходить из того, что исходным для понятия справедливости
является латинское слово justitia
– правосудие, то тогда акцент, безусловно, следует делать на правый, т.е. справедливый суд. И в этом случае, как я
отмечала выше, реальная справедливость
становится иллюзией, мифом, погоней за тенью и т.д.
Но существует
и другое латинское слово для обозначения справедливости – aequitas – соразмерность, гармония,
благожелательность, гуманность. И интересно, что римское право, являющееся
фундаментом всей цивилизованной юриспруденции, опиралось в своих законах именно
на такое понимание справедливости, восходящее еще к Пифагору, как справедливости
во имя гармонии и пропорции. То есть,
римляне разделяли мнение древних греков об объективном существовании
справедливости, как проявления Космического Логоса.
Косвенно это
подтверждает и существующий в римском праве синоним aequitas – jus naturale (естественное
право), имеющий значение надгосударственного, всемирного и идеального права,
свойственного всем народам. Как говорил Цицерон: «Pro aequitate contra jus dicеre» («Высказаться за справедливость
против буквы закона»).
Не является
ли это еще одним свидетельством в пользу высказанной ранее мысли о возможности
справедливости лишь в религиозном аспекте? Более того, в религии сама эта
проблема «снимается», так как истинно верующий и не помышляет о
несправедливости, ибо всё от Бога, а Бог
не может быть несправедливым. То есть, несправедливости для истинно
верующего нет.
|
