Вместо предисловия
Давным-давно, в далекой юности, я записала в своем блокнотике заинтересовавший тогда меня вопрос: «Что есть истина?», причем само слово «истина» пришло ко мне «сверху», по наитию, на земле я его тогда еще не слышала. Когда я поступила в университет, то в курсе философии узнала, что этот вопрос не я первая задала (что меня тогда удивило) и ответ на него искали и давали величайший философы мира (мне польстило, конечно, что я невольно(!) присоединилась к их плеяде). Однако те ответы на мой вопрос о природе истины, которые я узнала в университете, не удовлетворяли меня. Что-то внутри меня говорило: «Это не то! Это не то!». Констатация того, что истина есть соответствие объективной реальности, «адекватное отражение предметов и явлений действительности познающим субъектом» [1, с.189] не удовлетворяли мою душу. Что-то подсказывало мне, что истина – это не адекватность, это нечто большее, более значимое. Различные рационалистические гносеологические подходы к истине не давали пищи ни уму моему, ни сердцу.
В конце 80-х годов прошлого века (уж второй век живу, не говоря о второй жизни (или многих?)) в советской атеистической стране мне вдруг (именно «вдруг», это желание не вынашивалось, не было присоветовано кем-то и уж никак не было веянием того времени) захотелось написать диссертацию по духовности. Почему захотелось? Не знаю. Как и вопрос о природе истины, желание разобраться в природе духовности также возникло по наитию, ниоткуда(?), а, может, пришло Сверху. Я много читала советской и западной рационалистической философской литературы, пытаясь «встретиться» с духовностью, но, увы, там я кроме бесплотного и абстрактного Духа ничего не нашла. Тогда я обратилась к творчеству представителей религиозной философии, в частности, русской религиозной философии, и здесь мне забрезжил свет Истины и я почувствовала дыхание духовности. Особенно меня привлекли Николай Бердяев и Павел Флоренский, в которых я почувствовала своих со-мышленников и со-чувственников (почему слово «со-мышленник» является довольно распространенным, а слово «со-чувственник» режет слух? Может, это про-явление бес-чувственной эпохи рационализма?). Работу П.А. Флоренского «Столп и утверждение истины» я не только про-работала, но и «впитала» в себя. Читая эту работу, я поняла (тогда лишь поняла еще, не почувствовав), что духовность неразрывно связана с Духом, Духом Святым, исходящим из Бога, Коий есть Любовь. Идея (или отображение внутреннего духовного опыта, пережитого им самим?) Флоренского о Любви как внутренней энергии сердца, имеющей не психологическую природу ответной эмоциональной реакции, а онтологическую природу как раскрытие «искры» Божьей, изначально «посеянной» Богом в сердце человека, запала мне глубоко в душу.
Прошло много лет. Я много пережила и выстрадала много горя. Страдание опустило меня в колодец моего «Я», погрузило в глубину сердца, где я встретилась с… Богом. Переживание этих встреч было отрадой для моей измученной страданиями души, озарением Светом и глубоким покоем Тьмы, Хаоса и бурь, бушевавших в моей душе и «выкручивающих» ее как в мясорубке. Месяцы страданий чередовались с минутами Покоя, но этот Покой был так глубок и радостен, что я обретала силы для преодоления нового витка страданий. Постепенно «циклы» состояний страдания сократились до недели, а состояние покоя и светлой радости, заливавшей меня всю внутренним Светом, увеличились до суток. Так длилось несколько лет. Со временем боль страданий немного сгладилась, но одновременно и стали все реже наступать «паузы» блаженства (да! это было, на мой взгляд, истинное блаженство).
В период пика страданий ко мне стали приходить интересные и иногда неожиданные для меня мысли, и я начала вести дневник мыслей, позже (опять-таки по наитию) названный «Путь возвращения к себе». Одной из мыслей, рожденных в глубине моего измученного страданиями сердца, была мысль об Истине.
«К Любви, Истине и Богу можно прийти только своей собственным, индивидуальным и уникальным для каждого человека Путем.
А когда ты к ним пришел, то видишь, что Любовь, Истина и Бог – не три, но одно единое».
Придя (на своем духовном Пути?) к этой мысли, я почувствовала, и прочувствовав, поняла, что эта мысль явилась мне в качестве ответа на мой вопрос об Истине, заданный в юности. Да, именно Истине, Истине с большой буквы, единственной и вечной, в отличие от бесчисленного числа преходящих истин, о которых я слышала ранее. Как родилась во мне эта мысль, не знаю. Позже, перечитывая Флоренского я встретила у него аналогичную мысль о триединстве Бога, Истины и Любви, но в момент рождения у меня этой мысли я о Флоренском не помнила. Откуда пришла эта мысль, не знаю: то ли из глубин подсознания, вспомнившего прочитанный мною много лет назад «Столп и утверждение Истины», то ли из глубины моего сердца, встретившегося с Богом. В любом случае, это, на мой взгляд, подтверждает мою глубокую экзистенциальную связь с Павлом Флоренским.
Истоки понятия «истина»
Чтобы ответить на вопрос о природе Истины необходимо прежде всего рассмотреть истоки самого слова «истина», этимологию этого слова в различных языках, что и делает П.А. Флоренский в начале своей работы «Столп и утверждение истины». Исследуя древнерусское, древнегреческое, древнеримское и древнееврейское значение слова «истина» философ констатирует, что у славян понятие «истина» носит онтологический характер, причем истина-естина не просто существует, а живет, истина – живая, дышащая (корень es обозначал в древнем санскрите «дышать»); у эллинов истина носит гносеологический характер – это αλήθεια, не-забвенность, нечто вечное, пребывающее в памяти вне «реки забвения», то, что не «канет в лету»; у римлян истина носит юридический характер – это veritas, «говорю», но говорю то, что вызывает священный страх и трепет; у древних евреев понятие «истина» носит священно-исторический, теократический характер – это ’эмет, высшая надежность и справедливость, исходящая от Бога. В результате этимологического анализа понятия «истина» Флоренский приходит к выводу о том, что «русское Истина и еврейское ’эмет относятся преимущественно к божественному содержанию Истины, а греческое Аλήθεια и латинское Veritas – к человеческой форме ея. С другой стороны, термин русский и греческий – характера философскаго, тогда как латинский и еврейский – социологическаго… [т.е.] в понимании русского и эллина Истина имеет непосредственное отношение к каждой личности, тогда как для римлянина и еврея она опосредована обществом» [2, с. 22].
Истина для русского народа и русской философии – существо живое, отмечает Флоренский. Гносеологический подход, характерный для западной философии, засушивает, на мой взгляд, Истину, делает ее без-дыханной, превращает в голую абстракцию ума. Высокомерно-презрительное отношение западной философии к русской как несовершенной, «неразвитой» и даже примитивной, дилетантской есть не что иное как непонимание и неприятие ее инаковости, ее жизненности, ее глубокой духовности. В результате абсолютизации рационального рождается наукообразный стиль изложения мыслей, который «засушивает» их, превращает в ум-ствование без ума. Ибо ум лишь тогда отображает жизнь, когда опускается в чувствующее сердце, мыслящее сердце. Без сердца ум уже не человеческий, а машинный.
С другой стороны, в греческой αλήθεια есть очень ценный, по моему мнению, момент, который играет большую роль, как не парадоксально, не в западной из-греческой-исходящей философии, а в русской, русской религиозной философии. Это проблема вечности. Аλήθεια как незабвенность «какого-то Сознания» (Флоренский) в веках, нечто вечно памятуемое. Вот эта памятуемость вечного в преходящем потоке вещей и событий, памятуемость вечного в тленном человеке, со-прикосновение с вечностью и составляет сердцевину духовности. Рациоцентризм, возведение ума на пьедестал сущности человека все более превращают последнего в машину, способности человека определяются величиною быстродействия, скоростью срабатывания, объемом оперативной памяти (как в компьютере), памяти как некоего объема информации. Современное западное цивилизованное(?) общество – это мир больших скоростей: растет скорость машин, скорость процессов в жизнедеятельности, скорость речи. Выживают те, кто успевает в этой жизненной гонке больших скоростей. Остановиться некогда. Ни в чем… На смену медленному погружению вглубь бытия приходит быстрое скольжение по поверхности событий, информации, человеческих отношений… Но, как я записала в своем дневнике мыслей:
«Поспешность – это скольжение мимо бытия.
Лишь замерев, мы погружаемся в вечность».
Поспешность, «гонка жизни» приводит к забвению вечности, забвению себя, ибо чело-вечность заключается именно в неразрывной связи человека с вечностью. Лишь остановив мгновенье, погрузившись в него, мы встречаемся с вечностью, с Истиной, с Богом, тем самым с самим собой как богоподобным существом. Ибо эта остановка потока бытия в сознании есть победа над Кроносом – временем-забвением, ведущая к ἀνάμνησις – припоминанию не-забвенного – Аλήθεια, Истины.
Следует особо отметить, что каждый из вышеизложенных подходов отражает Свет Истины, как луч солнца, исходящий от Солнца. И трагедия человечества не в том, что разные люди и культуры по-разному воспринимают Солнце, Свет Истины, а в том, что один луч принимают за всё Солнце, одно видение Истины принимают за всю Истину, более того, борются против тех, кто по-иному воспринимают Истину, Бога. Так рождается борьба мнений (выдаваемых за знание!), конфессий, философских и научных школ.
В Библии есть эпизод, в котором, на мой взгляд, раскрывается причина «разноязычия» современных людей, их непонимания друг друга. Это строительство Вавилонской башни. До этого строительства люди говорили на одном языке, т.е. понимали друг друга, имели общий язык. Но человек захотел сравняться с Богом, стать как Бог, владеть монополией на Божественную Истину, Божественное знание. И решили люди: «Построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя (выделено мной – Н.Ш.)» (Быт. 11: 4). Их обуяла жажда славы и власти, стремление «сделать себе имя», достичь «места под солнцем», т.е. ими двигала гордыня и высокомерие. Тем самым люди не приближались к Богу, а отдалялись от Него, возводя между Богом и собой барьер своего «Эго», своего «Я», который отделил их не только от Бога, но и друг от друга. И перестали они понимать друг друга…
Проблема понимания и взаимопонимания. Проблема монополии на Истину, на владение Истиной в последней инстанции (данным человеком, данным сообществом, данной конфессией, данной философской или научной школой). А в результате? А в результате – борьба против инако-мыслия за утверждение своей истины, своего понимания и своей интерпретации того или иного взгляда на реальность либо учение (религиозное, философское, научное). Не проявление ли это гордыни, высокомерия и эгоизма, доходящего до эгоцентризма?
У Р. Баха в романе «Единственная» есть очень интересный сюжет на эту тему. Герои романа, Лесли и Ричард, совершая путешествие в пространстве и времени на самолете, приземлились на гору, на которой сидел монах-отшельник, и увидели Божественный Свет любви возле него. Затем Свет исчез, а на том месте, из которого он исходил, лежал ворох золотистых страниц. Заглянув в эти страницы, Лесли и Ричард прочли то, что могло, по их мнению, сделать счастливым все человечество. Рукопись была написана для полного любви существа, живущего у нас внутри, и только для него. Это была Высшая Божественная Истина. Тогда они обратились к монаху: «Принеси эту Истину людям, сделай их счастливыми». «Нет, – ответил монах, – я этого не сделаю». «Почему?» – спросили они. «Видите ли, – сказал монах, – не все поймут, что это Высшая Божественная Истина. И те, кто не поймет, будут выступать против нее, а те, кто поймут, будут защищать ее и бороться за нее. Так начнутся страничные войны… Но за Истину не борются, к Истине приходят сами». К Истине приходят сами и каждый своим путем. И каждый своим путем.
Встреча с Истиной
Проблема часто заключается в том, что люди ищут Истину, в то время как она «стоит» рядом с ними или, еще более того, «живет» в них. П. Флоренский приводит известный эпизод, когда Понтий Пилат спрашивает у Христа: «Что есть Истина?». «Живой ответ стоял перед ним, но Пилат не видел в Истине ее истинности… не умел признать истину за Истину, не мог убедиться в подлинности ея (курсив мой – Н.Ш.)» [2, c. 23].
Почему не умел, почему не мог? Не «не хотел», а «не мог»! Дело в том, что осуществление встречи с Истиной, Богом в значительной степени зависит от доминантной интенции человека. Мы видим то, на что обращен наш взор, что хотим увидеть. И если взор человека обращен лишь вниз, на земные ценности, то и видит он, «зеркалирует» низ и земное, но не горнее, Небесное, которое он просто не может увидеть внизу! В зависимости от доминирующих ценностей людей, конечно условно, можно разделить на три типа: материального типа (доминирующие – материальные ценности), социального типа (доминирующие – социальные ценности) и духовного типа (доминирующие – духовные ценности). Человек биологического, материального типа является «зеркалом» природы и вещей, человек социального типа – «зеркалом» социума, человек духовного типа – «зеркалом» Духа, Космоса, Бога. Исходя из вышеизложенного встреча с Истиной возможна лишь для человека духовного типа, лишь духовный человек может увидеть и почувствовать Бога и Истину.
Трагедия людей со времен Христа (и раньше!) и до сегодняшнего дня состоит в том, что «…они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют… Ибо огрубело сердце людей сих (курсив мой – Н.Ш.)» (Мт. 13:13, 15). Огрубело сердце… Истину физическими очами увидеть нельзя, ее можно лишь почувствовать сердцем, чистым сердцем. Помните в Нагорной проповеди Христа: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мт. 5: 8). Как сквозь грязные стекла окон плохо проходит или совсем не проходит солнечный свет, так и в «грязные» сердце и душу, т.е. отягощенных грехами и злодеяниями, Свет Божий, Истина просто не могут войти. Не «не хотят», а «не могут». Бог всегда в нас и возле нас, но хотим ли мы встретиться с Ним? Открыты ли двери нашей души и наши духовные очи для Него?
Когда же сердце чисто, то человек обретает способность не только почувствовать и увидеть духовными очами Истину, искру Божью в себе, Божественный Свет, но и увидеть и почувствовать Бога в каждом человеке, даже в самом великом грешнике. Ибо Бог живет к каждом. Творец и тварь неразделимы. И это видение Бога в каждом рождает чувство любви, поистине Божественной Любви, к каждому существу, такой человек «не различает праведнаго от грешнаго, – цитирует Флоренский Никиту Стифата, – но всех равно любит и не осуждает, как и Бог сияет солнце и дождит на праведныя и неправедныя». И продолжает эту мысль: «Благословляя вселенную, подвижник всюду и всегда видит в вещах знамения Божии и Божии письмена… все дольнее – отображение горняго» [2, с. 275].
А не подвижники? А не подвижники «сидят» в скорлупе своего «Эго» и думают: думают, что живут, думают, что любят, думают, что знают истину. Но их «Эго» заслоняет мир и Бога и является барьером, непреодолимым препятствием для встречи с Истиной. Характерной чертой духовной личности является ее разомкнутость, открытость миру, людям, Космосу, Богу. Эгоизм же и эгоцентризм, цветущий буйным цветом в современном обществе, ведет к само-изоляции от мира, возникновению проблемы непонимания, неприятия Другого, ибо каждый «сидит» в скорлупе своего «Эго» и не желает проклевываться из нее. Задыхается. Страдает. Но остается в своей скорлупе. «По мере оземлянения души (т.е. отхода человека от Бога, составляющего суть греха – Н.Ш.) теряется ея свобода; – говорит П. Флоренский, – …рак греховной язвы разъедает сердце… Душа томится; …но с е р д ц е словно окружило себя твердой корой. …Утверждение себя, как себя, без своего отношения к д р у г о м у , – т.е. к Богу и ко всей твари, – само-упор в н е выхождения из себя и есть коренной грех, или корень всех грехов» [2, с. 176, 177].
Другим непреодолимым препятствием для встречи с Истиной является ложь. Истина – это, прежде всего, правда, более того, Высшая Правда. В своей Нагорной проповеди Христос говорил: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» ( Мт. 5: 6). Чем насытятся? Правдой, Истиной, которая войдет внутрь, вглубь их, проникнет в их сердце. И будучи пронизан Истиной, т.е. Божественной благо-датью, человек становится блаженным. Блаженство Павел Флоренский соотносит с греческим словом μαχαρία, которое интерпретирует как «вечный п о к о й, как следствие озарения души немеркнущим светом самой Истины» [2, c. 189]. «Только соделав дольнее символом горняго можно получить блаженство», – продолжает свою мысль о блаженстве философ. В современном же мире, увы, царят не Истина, Бог и Высшая Правда, а поклонение золотому тельцу. Мир насквозь «пропитан» ложью, которая рассматривается как средство для получения выгоды, обогащения, само-утверждения и т.п. Но нельзя идти к Истине по дороге Лжи. И вместо Истины-покоя и у-миро-творенности имеет место суета сует, «всё суета!» (Еккл. 1: 2), грех «суеты-муки-смерти» (Флоренский).
Весьма ценным, на мой взгляд, является мысль П. Флоренского о том, что видение и восприятие Истины как Целостности, Самодостаточности, Полноты Бытия, Сияния Божества возможно лишь целостным человеком. Более того, целостным восприятием, т.е. слиянием человека с тем, что он воспринимает, «впитыванием» воспринимаемого в себя, слиянием «Я» и «Ты» (где «Ты» – Бог, мир, люди, конкретный человек). «Достоверно лишь восприятие с у б ъ к т – о б ъ е к т а, в котором нет расщепления на субъект и объект (курсив мой – Н.Ш.)» [2, с. 25]. Как мне видится из этих рассуждений, всякое расщепление на субъект и объект создает «щель» для не-истинных, ложных чувств и суждений.
Этот характер мировосприятия является характерным для восточной философии, к которой тяготеет русская философия. Для западного мировосприятия разделение на субъект и объект не только самоочевидно, но и считается необходимым для познания. На место вживания в познаваемое приходит «убивание» живого познаваемого «скальпелем» анализа и умозаключений, отделением и отбрасыванием всего случайного, мешающего «чистой логике» познания, что по существу, является «вынесением за скобки» самой жизни. Будет ли такое познание истинным? И с чем встречается такой без-душный субъект (разве у субъекта познания есть душа? у него только активный ум!)? С конструкцией своего ума, но отнюдь, не с естиной (тем, что есть), Истиной. И уж ни о какой встрече с Богом, искрой Божьей, Вечностью, не говоря о Божественной Любви в таком познании речи быть не может. Да и ставит ли бездушный познающий субъект своей целью такую встречу? Идолоизация ума приводит к ситуации змеи, кусающей свой собственный хвост: разум строит различные конструкции и в результате встречается сам с собой, ни о какой речи о встрече с живым миром, живым Богом (в случае изощренной схоластики) здесь быть не может. Да и стоит ли сам вопрос о встрече с Истиной в науке? Нет. Истину здесь ищут, как клад, копают-копают и… иногда выкапывают «клад», но не Истину. «Разумное доказательство только создает во времени мечту о вечности, но никогда не дает коснуться самой вечности. И поэтому
р а з у м н о с т ь критерия, достоверность истины никогда не дана, как таковая, в действительности, актуально, но всегда – только в возможности», – говорил П. Флоренский [2, с. 32].
Очень важным для постижения Истины является осознание ее непознаваемости, т.е. недостижимости гносеологическим методом. Человек, который считает, что он знает истину – остановился в своем постижении ее; человек, который знает, что не знает истину и хочет узнать ее – движется до тех пор, пока будет знать, что знает.
Но что есть Истина? Истина есть Бог (либо Божественный замысел). Может ли человек знать Бога или Его замысел? Если да, то это уже не человек, а Бог. Таким образом, либо человек является лже-Богом, в случае, когда он говорит: «Я знаю Истину», либо он по-след-ователь Бога (идет «по следам» Бога), когда он ищет, идет к Истине.
«Я знаю», – говорит лже-Бог, маг, высокомерный человек, говорит его гордыня.
«Я знаю лишь одно, что ничего не знаю», – говорит мудрец, ибо он смог постичь бесконечность всего, а можно ли знать бесконечность?
«Прибавляя сколько угодно раз к конечному числу конечное же число, мы не получим ничего, кроме числа конечного. Подымаясь на горы выше и выше, – воспользуюсь образом Канта, – мы тщетно надеялись бы тронуть рукою небо; и безумны расчеты на вавилонскую башню… Бесконечная Единица трансцендентна для человеческих достижений», – утверждал П. Флоренский [2, с. 44].
Истина – Бог – Любовь как триединство
Бесконечная Единица трансцендентна для человеческих достижений… Что же это за «Единица»? Конечно, – это Бог. И Он же – Истина. И Он же –Любовь. Нужны ли доказательства этого? Нет! Почему? Во-первых, те, кто не способен к встрече с Богом всё равно не поверят никаким доказательствам, ибо это выше их разумения, а те, кто встретился с Богом ни в каких доказательствах не нуждаются. Как говорят на Востоке, если нужны слова, то зачем слова? А если не нужны слова, то зачем слова? Во-вторых, как отмечает П. Флоренский, никакими логическими методами невозможно постичь Нелогическое – Бога, Который, как и человек Им созданный, непонятен, ибо Его (и человека) невозможно «уложить» ни в какие понятия. В Него можно лишь верить. А вера не только ни в каких доказательствах не нуждается, но, более того, чем абсурднее и антиномичнее то, во что мы верим, тем, как это ни парадоксально, сильнее наша вера. Ибо вера основывается не на рассудке, не на разуме, а на «голосе сердца». В-третьих, вышеприведенный этимологический анализ слова «истина» подводит нас к мысли, что Истина – это Бог и ничто иное. Ибо лишь Бог принадлежит вечности и бесконечности и незабываемо его Слово в веках, лишь Он – Вечное Дыхание Жизни и Высшая Справедливость. Но «Бог есть Любовь» (1 Иоан. 4: 8), т.е. любовь – это сущность Божия, причем не только в христианстве, так считает большинство религий мира. Отсюда и триединство Истины, Бога и Любви.
И это чувство триединства Истины, Бога и Любви возникает в человеке не спонтанно, не по воле его субъективного «хотения», но по воле Бога. По слову св. Макария Великого «Сама Истина побуждает человека искать Истины» [цит. по: 2, с. 68]. Встреча с Истиной, Богом и Любовью – это дар Божий, который возможен потенциально для каждого человека, но реально дается лишь немногим духовным личностям, жаждущим всем своим существом этой встречи.
Человек рождается с двумя пуповинами: одна соединяет его с матерью, другая – с Богом. Первая обрезается во время рождения, вторая – остается навсегда. Вторую пуповину точнее назвать «сердцевина», ибо она связывает Сердце Бога и сердце человека. «Сердцевина» может стать очень тонкой, такой тонкой, что человек не видит, не чувствует ее и забывает о ней. Но Бог не забывает человека никогда, ибо человек – дитя Бога, как мать никогда не забывает и не перестает любить своего ребенка, каким бы он ни был… Часто Бог, желая вернуть заблудшего человека на путь истинный, посылает ему страдания, которые очищают душу, опускают человека в колодец его «Я», приводят к встрече с Богом в глубине сердца. При этом идет к Богу человек часто путем страданий и мук, путем преодоления испытаний, но встречается с Ним только через любовь и радость. Ибо любое страдание есть сумерки и тьма души, а встреча с Богом возможна лишь для свет-лой души. И этот Свет заливает всё естество человека, струится как кровь по еге телу и сияет во вне радостью, лучащейся из глаз про-свет-ленного, святого (свят – свет). И вопрошая всем своим естеством «Что есть Истина?», человек тем самым вопрошает «Что есть любовь?», жаждет из-ведать (от «ведать», «ведение» – глубинное, сокровенное знание), пережить Любовь. Истинную любовь, Божественную Любовь, великое таинство. «Поэтому истинное познание, – познание истины, – делает вывод П. Флоренский, – возможно только чрез п р е с у щ е с т в л е н и е человека, чрез обожение его, чрез стяжание любви, как Божественной сущности: кто не с Богом, тот не знает Бога. В любви и только в любви мыслимо действительное познание Истины» [2, с. 74]. Прекрасно диалектика Света-Истины-Любви и Тьмы-Лжи-Ненависти описана в Первом послании Иоанна: «Кто говорит, что он во свете [в истине], а ненавидит брата своего, тот еще во тьме. Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нем соблазна [т.е. тьмы неведения]» (1 Иоан. 2: 9–10).
ВСЕ современные кризисы человечества производны от основного трагического кризиса – утраты способности к истинной духовной, т.е. собственно человеческой, любви. Утрата чувства сакральности мира повлекла за собой утрату чувства сакральности любви. Любовь о-животнилась. Духовность опрокинулась на горизонталь. Апофеоз эгоизма, замкнутость на себе, «в-себе-и-для-себя-бытие» несовместимы с любовью, которая есть, как отмечал П. Флоренский, преодоление границ самости, выхождение из себя [2, c. 91]. Истинная любовь – это всегда «Я-для-Ты» (где «Ты» – это Бог, Вселенная, люди, природа и все сущее). «Я выходит из с в о е г о рубежа, из нормы своего бытия, – говорил П. Флоренский, – и добровольно подчиняется новому образу, чтобы тем включить свое Я в Я другого существа, являющегося для него не-Я. Таким образом, безличное не-Я делается лицом, д р у г и м Я, т.е. Ты. Но в этом то «о б н и щ а н и и» или «и с т о щ е н и и» Я, в этом «о п у с т о ш е н и и» или «кенозисе – χένωσις» себя происходит обратное возстановление Я в свойственной ему норме бытия… Подымаясь н а д границами своей природы, Я выходит из временно-пространственной ограниченности и входит в Вечность… Вместо отдельных разрозненных, само-упорствующих Я получается д в о и ц а, – дву-единое существо, имеющее начало единства своего в Боге» [2, с. 92, 93].
Поэтому любовь – это святыня. Истинная любовь не может быть публичной, это Великая Тайна Человека и Бога, Женщины и Мужчины. О ней не кричат, ее не рекламируют как залежавшийся товар, о ней молчат, благоговея перед сим Великим Таинством, по сути своей – величайшим сакральным чувством. Ибо любовь к людям и всем живым существам излучается из сердца человеческого, в которое снизошла энергия Божественной любви и наполнила его, «самая любовь к брату, – как отмечал П. Флоренский, – есть некое проявление, как бы истечение Божественной силы, лучащейся от любящаго Бога» [2, с. 86].
На ВСЁ воля Божья, – вот кредо истинно верующего, т.е. доверяющего Богу. И человек, отринувший свое «Эго» и открывший свое сердце Богу, встречается с Истиной-Богом-Любовью. «Это непостижимо, но это так… "Бог Авраама, Исаака, Иакова, а не Бог ученых" (Паскаль) приходит к нам, приходит к одру ночному, берет нас за руку и ведет так, как мы и не могли бы подумать (курсив мой – Н.Ш.). "Человекам это невозможно, Богу же всё возможно" (Мф. 19: 26). И вот "Сама Истина побуждает искать человека истины"(св. Макарий Великий)», – так заканчивает П. Флоренский свою работу «Столп и утверждение Истины» [2, с. 489]. А я? А я продолжаю к ней идти…
Литература
1. Краткая философская энциклопедия. – М.: Прогресс, 1995. – 576 с.
2. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. – Т. 1 (1). – М.: Правда, 1990. – 490 с.
|
