Лики духовности

Человечный человек. Не тавтология ли это? А бесчеловечный человек, или зверь в образе человека? Метафоры ли это или онтологические статусы человека? Каков критерий человечности либо бесчеловечности, как измерить степень человечности (низкая, средняя, высокая, высшая)? Представляется, что таким критерием является духовность или бездуховность человека, степень приобщения (приближения) человека к Богу, духовному миру, сакральному.

Священное и мирское, сакральное и профанное. Их дихотомия, вера в наличие сакрального, ощущение дистанции между сакральным и профанным порождают культ, поклон-ение, преклонение. То есть, человек, чувствуя себя низшим существом, становится на колени перед высшим существом. Характер такого взаимоотношения часто, увы, напоминает торговую сделку: я – Тебе (жертву), Ты – мне (помощь). Я – ничто, Ты – все, так помоги же мне (пожалуйста). «Чудо, тайна и авторитет» (Ф. Достоевский) – на этих трех «китах» покоится такое поклонение. Но «чуть лишь человек отвергнет чудо, то тотчас отвергнет и Бога, ибо человек ищет не столько Бога, сколько чудес» [2, с. 291]. В то время как, истинно любящий Бога «должен любить так, чтобы не помнить об Аде и Рае» [3, с.38].

Возможен и другой вариант отношения к сакральному. Профанное зачеркивает сакральное как несуществующее (для него), происходит секуляризация (обмирщение) сакральных ценностей. Место вертикали и глубины занимает горизонталь и поверхность. Культ духовного сменяется культом материального: культом Золотого Тельца (деньги), человека (культ личности, харизматический культ), телесности (разнузданная сексуальность), знаний (наука), техники (информационно-техногенная цивилизация). Высшие ценности (Истина, Добро, Красота) сменяются сиюминутными и, наконец, исчезает культ как таковой, преклонение перед кем-либо или чем-либо, исчезает чувство сакрального (пусть даже деформированное), священного, чувство святыни, всё обесценивается и нивелируется.

Но между этими двумя крайностями существует и середина. Когда человек, как существо профанное, не только верит в существование сакрального, но и ощущает его присутствие в мире и себе. Тем самым происходит сакрализация мира и человека [4]. Это состояние характерно для человека с синкретическим мышлением. В истинно синкретическом мышлении нет грани, разделения между духовным и материальныи миром,  сакральным и профанным. Все профанное жизненное пространство человека сакрализовано, пронизано сакральным, имеет сакральный смысл. Отсюда – пантеизм. Разницу в мировосприятии обычного человека (человека крайностей) и духовного человека, мистика (человека середины) можно представить следующим образом:

     Мистик                                            Обычный человек

Богчеловек                                             Человек и Бог

Космосчеловек                                      Человек и Космос

Природачеловек                                     Человек и природа

Пантеизм, органическое                         Антропоцентризм и

единство всего                           искусственный изоляционизм

Мистика, мистики, мистицизм. Слово «мистика» происходит от гр. mystery, mystika, что переводится как таинство, тайна. Почему тайна? Потому, что сакральное для человека всегда Великая Тайна, нечто непостижимое в силу его «абсолютной духовности», космичности, бесконечности, вечности. Может ли «человек конечный» (в пространстве и времени) постичь бесконечное? Может ли низшее духовно-душевно-телесное существо постичь Высшую Абсолютно Духовную Сущность? Постичь – нет. Прикоснуться – да. Но как прикоснуться к сакральному? Как это удается мистикам?

Центр встречи с Богом – сердце, «духовное сердце», анахата чакра (в индуизме, чакра – энергетический центр). Человек, у которого открыта эта чакра способен к такому «прикосновению». То есть, мистики – это люди, которые ближе других приближаются к Богу, более того, некоторые мистики достигают состояния единения с Абсолютом, Богом. Таким образом, мистицизм является высшим проявлением религиозной духовности.

Действительно, если мистик не выходит из рамок ортодоксального учения Церкви, его почитают как великого святого. Это имеет место и в католицизме, и в православии. Так, в православии средоточием православной духовности считается обожение (теозис), достигаемое в процессе мистического «умного делания» и наиболее распространенное в исихазме (мистическом направлении в православии). Отсюда почитание православных мистиков как святых. Однако если мистик выходит из рамок ортодоксального учения Церкви, его преследуют как вероотступника и еретика. Так, в исламе суфии (суфизм – мистическое направление в исламе), достигающие единения с Богом, Аллахом, жестоко преследовались. Ярким примером этого является мученическая смерть великого суфия ал-Халладжа в 922 г., противопоставившего слепому принятию закона ортодоксального ислама мистический путь к достижению личной святости и единения с Аллахом [6].

Почему религия как духовно-социальный институт, Церковь часто отлучала мистиков от Церкви и даже жестоко карала их? Потому, что мистики претендовали на связь с Тем, с Кем, по мнению Церкви, прямая и непосредственная связь невозможна, в Кого можно лишь верить, но не непосредственно общаться. Мистиков Церковь часто объявляет еретиками и сумасшедшими. Почему? Потому, что они не такие, как другие люди, как право-верные (т.е. верящие по правилам Церкви). Да, действительно, мистики не нормальные в смысле выхода их за пределы среднестатических норм [7]. Да, мистики иногда не следуют вероучению ортодоксальной Церкви, а слышат лишь голос сердца и Бога. Но ведь веро-учение – творение человеческое, а не Божественное. Почему же человек, способный услышать голос Бога должен заглушать Его в себе во имя голосов человеческих?

Голос Бога и голоса человеческие. Смотреть мало – видеть надо. Слушать мало – слышать надо. «Потому говорю им притчами, – вещал Христос, – что они видя, не видят, и слыша, не слышат, и не разумеют» (Мт. 13:13). Бог везде и во всем, но способны ли люди видеть и слышать Его во всум, «в одном мгновенье видеть вечность» (У. Блейк)? Увы, нет. Мистики – способны, обычные люди – нет. Более того, и мистики добиваются этого путем огромной работы над собой, проходя этапы очищения и «глухой ночи» богооставленности, концентритуя все свое естество на одной цели – встрече с Богом и растворении себя, своего «Я» в Нем [8].

Но ведь в каждом человеке – искра Божья, и всё, что вокруг нас – творения Божие, несущие в себе лик Творца (творец всегда творит себя в ином). Нужно лишь вспомнить об этом и захотеть увидеть. Не у-знать, а у-видеть. Как смотрят и видят мир дети, смотря на него удивленными, широко открытыми глазами. Почему удивленными? Потому, что не знают и не понимают мир? Так думают «знающие» и «понимающие» взрослые. Мне же думается, что дети видят то, чего не видят взрослые, они видят во всем Бога, который «зачарован в мире» (Р. Штейнер) [9].

Может поэтому Восток говорит: «Быть чистым, как дитя и мудрым, как змея». То есть, мудрость – не в «знаниях-поверхностной-информациии о…», а в способности к незамутненному стереотипами «знания-насилия» (М. Фуко) чистому восприятию. И не просто чистому, а чистому, как у ребенка, который ещё не разучен взрослыми удивляться и восхищаться всем, видя во всем (и в игрушках!) живое, видя во всем Бога. «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное»,  – учил Христос (Мт. 18:3). Почему? Ибо именно по-детски чистое восприятие – это восприятие мудрости, восприятие Истины, восприятие Бога, восприятие Богочеловека, восприятие того человека, которого пришел «вырастить» Иисус Христос из своих «семян мудрости», образ которого явил сам Христос, говорящий «Я и Отец – одно» (Ин.10:30).

Зачем пришел в этот мир Христос? Чтобы быть жертвой за грехи людей? Чтобы умереть в муках на «алтаре» у Бога, дабы умилостивить этим своего Отца? Не напоминает ли такая версия язычество, более того, жестокую финикийскую религию, где в жертву Молоху приносили младенцев? (Кстати, в Библии часто говорится об убиении младенцев. Почему?). Не напоминает ли такая интерпретация торговую сделку: мы тебе, Бог, Христа распнем, а ты нам за это грехи прости и дай стабильный кусок хлеба (замечательно об этом размышляет Ф. Достоевский в романе «Братья Карамазовы» в главе «Легенда о Великом инквизиторе» [10]).

Мне импонирует более не версия смерти-мук-жертвы, а версия жизни-радости-любви. «Бог вочеловечился, чтобы человек обожился», – говорил Афанасий Великий. Христос пришел в этот мир, чтобы научит нас любить, прощать и радоваться. И все это возможно, если мы пойдем по «ступеням совершенства», изображенным Христом в своей Нагорной проповеди, и достигнем того же, что и Он: «Я и Отец – одно» (Ин.10:30). Возможно ли это? Да! Для этого и был послан Христос, чтобы мы вспомнили, что в каждом человеке Бог, что каждый может встретиться со своим Творцом, прикоснуться к Божественному Свету. В обожении (теозисе) происходит соединение нетварной природы Бога с тварной природой человека. В результате этого слияния имеет место преображение Богом человеческой природы.

И для этого не обязательно уходить из мира, не обязательно вести жизнь аскета. Ведь Христос жил в миру, не был аскетом, умел радоваться жизни и призывал к этому других. «Радуйтесь и веселитесь!» – говорил Он в Нагорной проповеди (Мт.5:12). Христос общался не только с праведниками, но и с грешниками, ибо «не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мт. 9:12). Он очищал своим Светом тьму человеческих душ, сеял этот Свет в человеческие души, а не убегал от «грязи» и «тьмы» греховного мира.

 Замечательно об этом говорит Ф.М. Достоевский в романе «Братья Карамазовы» устами старца Зосимы: «Помните особенно, что не можешь ничьим судиею быти… Если же злодейство людей возмутит тебя… тотчас же иди и ищи себе мук так, как бы сам был виноват в сем злодействе людей. Прими сии муки и вытерпи и утолится сердце (выделено мной – Н.Ш.) твое, и поймешь, что и сам виновен, ибо мог светить злодеям даже как единый безгрешный и не светил. Если бы светил, то светом своим озарил бы и другим путь, и тот, который совершил злодейство, может быть, не совершил бы его при свете твоем… ибо не умрет свет твой, хотя бы и ты уже умер» [11, с. 362–363].

Христос пришел в этот мир, чтобы научить нас жить как истинных детей Божьих, показать, что мистицизм, как постоянное ощущение Бога в себе и во всем – это не чудо, тайна и авторитет, не вымысел, а реальность, возможная для каждого человека, показать, что сакральное пронизывает профанное, которое лучится светом сакрального. Надо только увидеть этот Свет. То есть, мистицизм есть высшее проявление человечности человека, ибо в каждом человеке «зачарован» мистик, надо лишь его расчаровать. И тогда наше восприятие мира будет таким, как гениально его описал Дмитрий Мережковский:

«Везде я чувствую, везде

Тебя, Господь, – в ночной тиши,

И в отдаленнейшей звезде,

И в глубине своей души…

Пока живу, – Тебе молюсь,

Тебя люблю, дышу Тобой.

Когда умру, – с Тобой сольюсь,

Как звезды с утренней зарей» [12, с.521].

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Перевод С. Маршака (Блейк У. Избранные стихи. Сборник. Сост. А. М. Зверев. На англ. и русск. яз. – М., 1982. – С. 542). В оригинале эти строки звучат так:

«To see a World in a grain of sand,

And a Heaven in a wild flower,

Hold Infinity in the palm of your hand,

And Eternity in an hour» (William Blake) (Там же. – С. 324).

2. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы: В 2 т. – Т. 1. –Минск, 1980.

3. Аннемари Шиммель. Мир исламского мистицизма. – М., 2000.

4. О различных модусах проявления сакрального в мире и отношении религиозного (homo religiosus) и нерелигиозного человека к сакральному см.: Элиаде М. Священное и мирское // Элиаде М. Миф о вечном возвращении. – М., 2000. – С.251–393.

5. Шиммель Аннемари. Мир исламского мистицизма. – М., 2000.

6. Там же.

7. О феномене «ненормальности» духовного человека см.: Шелковая Н.В. Чи нормальна духовна людина? // Філософія. Науковий вісник. – Вип. 1. – Харків, 1998. – С. 48–52.

8. См.: Эвелин Андерхилл. Мистицизм. –  К., 2000.

9. О Боге, «зачарованном» в мире, и детском восприятии мира мистиками см.: Рудольф Штейнер. Мистерии древности и христианство. – М., 1990. – С. 24, 29; Шелковая Н. В. Мистическая жизнь // Totallogy – XXI (одинадцятий випуск). Постнекласичні дослідження. – К., 2004. – С. 123–142.

10. См.: Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы: В 2 т. – Т. 1. – Минск, 1980.

11. Там же.

12. Мережковский Д. Собрание сочинений: В 4 т. – Т. 4. –М, 1990.